Дана Сидерос

Рада вас мясо

​

​

■ ■ ■

 

В школьных уроках английского

я больше всего боялась диктантов,

потому что путала meet и meat,

ship и sheep, chick и cheek.

 

Писала:

Корабль ест зелёную траву.

Большая овца уходит в море на рассвете.

Мне нравится эта жареная встреча.

Бабушкины щёки желтые и забавные.

 

“Если вас услышит носитель, —

говорил нам кто-то из преподавателей, —

если вас услышит носитель,

ему будет неприятно, а вам будет стыдно”.

 

Мой английский с тех пор подрос,

но остался хромым и чахлым.

 

Как-то на острове посреди океана

я и мой корявый английский

общались с соседкой по хостелу, китаянкой.

Она рассказала, что проехала на автобусе

Техас, Луизиану и Флориду,

и вот во Флориде, в Майами,

её догнала тоска,

потому что она не нашла там китайского квартала.

 

Эта история в точности повторяла мою.

Я ехала тем же маршрутом,

и тоже именно почему-то в Майами,

городе уличных танцев, пляжей, коктейлей, счастья и солнца —

до вытья захотела домой,

в ноябрьский грязный московский сумрак.

 

А до этого на окраине Орландо,

я и мой убогий английский

рассказывали бездомному парню,

сидя на тротуаре в плохом районе,

о том, что моя страна год назад

напала на соседей

и отобрала остров Сливки

(я и сейчас не помню, как сказать “полуостров”).

“Вечно люди придумают какое-то дерьмо”, — кивнул он,

неопределенно махнув рукой

в сторону района получше.

 

Мы с моим кособоким английским

покупали летнее платье

(Детка, зачем ты прячешь фигуру),

искали дорогу к прачечной

(Мне нужно помыть одежду),

объясняли правила настольной игры

(А потом эти ребята умирают и возвращаются домой той же дорогой).

 

Оказалось, что дело вообще не в языке.

Я, носитель русского языка,

слышу носителей русского языка —

и все слова в нём перепутаны.

Но мы с моим неуклюжим русским

не отчаиваемся, заучиваем слова

и полезные для общения фразы.

 

Если тебя ударили, подставь второго цыплёнка.

Рада вас мясо.

​

2022 г.

​

​

■ ■ ■

 

В лучшей стране,

на родине нашей милой

мы обожаем напевность и пышность речи.

Всякий топоним полон и красотой, и силой.

Всякий разумный

счастлив назначить встречу

не на какой-то Фрезерной, Сварочной

или Шпальной,

а на Аллее Снов, за Маковым переулком.

Наш человек мечтает пасть в бою у Кристальной,

на берегу Янтарном пулю поймать затылком.

Если уж ехать лесом — связанным, в темноте,

то не по трассе тридцать, а по Орлиной трассе.

Разве захочет кто-то в Грязях терять детей?

Лучше в Лазурном Яре, посёлке Ясень.

 

Площадь Гнилых Канав или Цветущих Вишен?

Улица ГОРПРОМТОРГ или Белой Стаи?

Где, гражданин, ты выберешь быть повешен,

на позвонки разобран, избит, пытаем?

 

Пробуя ром заморский в чужбине мерзкой,

цокаем вилкой в поджарке под трёп о жанре.

Здесь что ни площадь — как по стеклу стамеской.

Речка ли, переулок ли — скрежет ржавый.

Ужас же, вкус дурной у целой державы.

Что это? Холм Смердящий, поселок Жабий.

Нет, не хотим мы, чтоб в этом, грубом,

наши тела лежали.

​

2020 г.

​

​

■ ■ ■

 

Вот скучаешь, наказан, в углу,

и думаешь из угла:

если с нами какой-то бог —

то богиня Мгла,

наша общая мамка, она нас не родила,

но она воспитала.

Что сама сожрала, тем кормила.

Что умела, то и дала.

Многодетную мать обвинять —

последнее дело.

 

Вот мы зреем плодом стозевным,

несёмся во мгле стремглав.

Вот склонились над люлькой

овцы, феи, псы, голубицы.

Умиления ропот, мелькание крыл и лап.

Все желают младенцу

богатства и прочих благ,

и никто никогда не желает

не стать убийцей.

 

Наливайся, румяный и злой,

как борец сумо.

Вятским глиняным шаром

катись под откос со свистом.

Мы открестимся позже:

да что вы, оно само!

Мы его не пекли, не растили —

оно само.

Ждали, будет тюльпан, анемон,

а взошел ОМОН

в нашем райском саду,

нежном, розовом, золотистом.

 

Ждали, будет пирог:

тесто вспухло, взвело курок,

разъяснило свои понятия и расценки.

С подоконника прыг

и пошло собирать оброк.

Дрожжевой юморок,

рядом пляшет ручной абрек.

Зайке серому срок,

волку срок и медведю срок.

Остальные — терпите,

чо вы ахаете, как целки.

 

Неизбежный распад —

наш единственный верный врач.

Злой поскрёбыш сгниёт со всеми,

на том же поле.

Сбереги себя, выбери мчаться прочь,

грызть до крови родную речь.

Эти ужас и дичь всех обязаны перепечь,

но уж точно не в булку,

пряник или калач.

Я, к примеру, надеюсь на то,

что меня — в кирпич:

молчаливый, полезный, устойчивый

и без боли.

​

2023 г.

​

​

■ ■ ■

 

Пришедший потеет,

клетчатый мнёт засаленный,

дышит тяжко, не сбросил еще маеты вокзальной.

А у хозяина белая печь с изразцами,

стол мореного дуба, ниша с ларцами.

 

Хозяин выходит выспавшийся, степенный.

Пришедший ныряет к нему дельфином,

брызгая пеной:

“Кровати панцирные голодают, начальник,

беснуются, бьют копытом, визжат ночами,

нянечке ногу отгрызли третьего дня,

едва откачали.

Чавкают сливами стылые душевые,

надобны свежие, тёплые и живые.

Кто говорил, жратвы хватит с горочкой,

уж не вы ли?

Пришлите молочных новеньких

тыщу другую,

а мы вам старших сторгуем.

Ими стальные хрустят,

только забрасывать успевай…”

 

Хозяин колонна черная,

на колонне

хмурится голова.

“Какой я тебе начальник, убогий,

уймись уже, проходи, отдохни с дороги.

Чаю выпей. Cтальные сыты и не твоя забота,

беды ваши уладим, вышлем пока кого-то,

вы пока продержитесь месяц-другой.

Дальше закон продавим — хлынут рекой.

Там уж не то что от голода вас избавим,

сможешь тропинки на даче мостить

зубами”.

 

Приезжий пятится, крестится,

не может остановиться,

отвергает и чай, и коньяк,

и суп из домашней птицы.

Думает: вроде старинный дом,

а не скрипят половицы.

Идет, не оглядываясь, к подъехавшему хюндаю,

шеей чувствует — наблюдают.

 

Хозяин гудит в телефон:

“День добрый, у нас всё в силе?”,

поглаживая занавесочку

в русском стиле.

​

2016 г.

​

Если вам понравилась эта публикация, пожертвуйте на журнал

​