Демьян Кудрявцев

Судовой журнал

​

​

1.

 

последние сомнения отбросив

попробую в размеренной манере

которую неистовый иосиф

нам завещал на собственном примере

всем показав что сдержанная речь

уносит крышу может и не с плеч

но тем ее опаснее потеря

и тем ее бессмысленней беречь

пускай мои слова беднее клавиш

но айсберг вот — и танцы на корме

назло манящей водной бахроме

себя увы уже не переплавишь

а в трюме даже лучше чем в тюрьме

смотри господь сквозь толщу вод угрюмый

на эту плоть по самую ноздрю мы

в своем уме ли в общем ли дерьме

когда еще мы многое умели

когда еще мы многое могли

в тетради в телевизоре в постели

которую куда ни постели

мы раздували жаркие угли

от волдырей на нашем слитном теле

до батарей стреляющих вдали

я знал что мы с трудом обходим мели

и мочимся со страху кипятком

расплата в виде горького похмелья

наступит с третьим палубным гудком

наполнены бокалы с ободком

битком набита праздничная зала

все ждут чтоб я им честно рассказал а

я застыл нелепым мудаком

легко сказать давай начни сначала

вот этим мертвым русским языком

​

​

2.

​

судьба матроса вздыбленная баба

прибитая гвоздями на носу

возможно я остался жив когда бы

смог очутиться в сумрачном лесу

но посреди девятибалльной качки

важней чем выжить есть у нас задачки

я трачу все словесные заначки

но слышу лишь в динамиках попсу

о вы на смерть влекомые теченьем

я вам продолжу исповеди спич

из всех доступных людям развлечений

мы с радостью въезжали под кирпич

и если так подумаешь то чем не

строка известной песни или клич

в гробу я видел ваше обученье

в открытом где уже лежал ильич

мы не затем пошли служить на флоте

что от земли воротит и колотит

и что бы ты ни вкладывал в слова

все то что игнорировали уши

казалось все останется на суше

где новая гуляет пацанва

а мы уйдем на крейсере москва

спасать свои отчаянные души

на дальние в тумане острова

казалось мне но ты меня не слушай

настанет день я знаю он настанет

и все аккорды стихнут на воде

ты вспомнишь танцевальный клуб титаник

на беговой мы праздновали где

я был тогда салага и ботаник

в чужую жизнь забредший по нужде

быть в череде грядущих испытаний

и в пейзажах диких чехарде

не хватит судовой одной тетради

чтоб мелким шрифтом бисера звеня

все то что я успел за жизнь потратить

предать огню — поскольку нет огня

одно кругом чернеющее море

одно кругом чудовищное горе

как позывной включенный на повторе

по перепонкам лупящий меня

бывало раньше сидючи на баке

о чем нам оставалось тосковать

ну разве что о брошенной собаке

игрушке улетевшей за кровать

как было лень тянуться доставать

закуривать и заходиться в кашле

чей это сон был вражеский ли наш ли

как будут нас когда подымут звать

где писарь свой учет ведет неряшлив

радист виталий сделался семен

а трюм вообще остался без имен

​

​

3.

​

сегодня возвращая имена

рассмотрим эту впадину до дна

как нас учил поэт — до самой мути

которая с поверхности видна

был год когда пришел к престолу путин

в том в частности была моя вина

и градусник отечественной ртути

уже тогда предсказывал — хана

пускай сначала полнится казна

от поступлений в западной валюте

и кабаки открыты допоздна

а в них сидят еще как будто люди

но первый оборот веретена

которым как учили в институте

из пряжи сотворится пелена

для савана для мичмана в мазуте

я помню те эфиры по минуте

как нас накрыла радиоволна

последняя свободная по сути

за тех кто до войны вот этой вот

сложил на дно без воздуха живот

сквозь толщу вод не видно небеса им

мы выпьем как тут водится воды

что боже уберег такой беды

для бед иного рода нас спасая

теперь на серафимовском предел

для тех кому потом хватило тел

а чуть поодаль — путинские предки

я б сам сюда когда-нибудь хотел

но нам другой достанется hotel

мы сгинем в эмиграции и в клетке

​

​

4.

 

давай с тобой попробуем еще раз

взглянуть на наше прошлое прищурясь

нет шанса тут уйти не опозорясь

но весь багаж который я тащу из

прекрасных нашей молодости лет

весь оказался полон разной дряни

висюльками наград на ветеране

и гордости обломками примет

иных тут нет

все вровень некрологу

все на обед утонут осьминогу

под пошлый из динамика куплет

пустыня моря если внемлет богу

то он совсем не внемлет ей в ответ

в конце пути сказали будет свет

но надо подождать еще немного

кто с нами вместе должен сгинуть — пушкин?

какой еще мне надобно цены

за день придет когда заглохнут пушки

но это будет не конец войны

свобода есть работа есть забота

я будущим командам кораблей

уже кричу вставая из за борта

живи за тех кто не вернулся в порты

давай живи осмысленней и злей

не строясь ни в шеренги ни в когорты

не покладая весел и рулей

какая вам по счету мировая

вы прошлую не выучили блин

как мой язык бывает нарывает

когда я дольше нужного в берлин

когда ты сам куда не зная деться

пьешь в пушкине не маленький двойной

на кой же хрен тебе сдалась одесса

она и не сдалась тебе родной

уйди не ной и над прыщами детства

не нависай выдавливая гной

​

​

5.

​

в такие дни — на дне которых дно

всплывает вдруг одно воспоминанье

про то как мы на всю врубали канье

и ездили на матрицу в кино

где в силу недостатка воспитанья

не дожидались даже чтоб темно

теперь там нет кина совсем и здания

не сохранилось этого давно

уходит в ночь бригада на заданье

горят костром последние изданья

а что в грядущем нам припасено

не требует цыганского гаданья

и в грохоте не слышно как зерно

пускает стебель почву раздвигая

где мы с тобой валялись дорогая

любимая навеки все равно

кому на веки ляжет чья ладонь

кто поплывет по морю рыбьим кормом

юнцам не надевавшим униформы

господня будет выписана бронь

оставь его последнего не тронь

пусть на сегодня выполнена норма

пускай не всех преследует огонь

в такие дни где мы с тобой одни

как чайки после ядерного шторма

​

​

6.

​

пусть вся моя поэзия кунштюк

на фоне расползающейся ткани

господь что свой не выключил утюг

судить меня по-новому не станет

пылает юг но я сюда zurück

вернусь еще в залетной птичьей стае

без воздуха кто выжил без воды

кто шел пешком от харькова до бреста

тому смешны все страшные суды

уже имевшие над всеми нами место

и смерть — невеста черные плоды

дарящая тебе привычным жестом

когда никто не верит новостям

мы узнаем реальность по частям

по отвоеванным у памяти приметам

по снегом припорошенным костям

и по гостям непрошенным сетям

заброшенным здесь позапрошлым летом

кончается словарный мой запас

на мостике взбесившийся компас

на камбузе отчаявшийся повар

крошит салаг непуганых в салат

а мне нулями светит циферблат

трансляции закончившейся over

​

2022 г.

​

Если вам понравилась эта публикация, пожертвуйте на журнал