Борис Лейви

Ничья вина

​

​

дорога

​

косилка проложит дорогу в траве

над тихим прилеском стервятник закружит

и нет никого в этой дикой стране

кто жизнь незаметную снова разрушит

 

здесь абрисом горы их лица мутны

а солнце пылает за склоном как домна

и в кротком отчаянии тишины

остаток дороги расписан подробно

 

у края опушки еловый лесок

деревья к объятьям раскинули лапы

похоже дорога закончится в срок

пора бы простить и проститься пора бы

 

но слова и знака вовек не посметь

природе которая вечная битва

кипящая кровь и кровавая смерть

и края укромной дороге не видно

​

​

в лесу

​

по опушке гуляет осенний ветер

в роще осколками солнца тусклость гонима

ниже его туча шотландский сеттер

расположилась на отдых как у камина

 

солнце в плену дождь зарядит холодный

будет по листьям шуршать сырость копить в овраге

лес под дождем как торжественный зал колонный

только публики нет и колонны блестят от влаги

 

участь зверья в лесу промокать до нитки

семьями устремляются как на отдых

туда где вода высока а овраги низки

жаждущих видят себя в лужах холодных

 

приближают ко влаге рогатые свои лица

солнечный луч сквозь тучу пронзается как иголка

тонущие на мели багряные прелые листья

тотчас в нос ударяют легко и горько

​

​

в лесу-2

 

на все голоса распевает лес

о том что он проржавел облез

о том что коричневая лиса

в нем напоминает собой небеса

 

ухает ветер в лесу совой

голые ветки едва шуршат

на́  спину словно воды ушат

мысль что остаться нельзя собой

 

что не касаться нельзя нельзя

вольной прерывистости земли

вспышка волнуется раз земля

грохот волнуется два замри

 

это последние залпы тепла

в лес я вдогонку за ним войду

вспышка и вечность навек темна

грохот и лес до корней во льду

​

​

колка дров

​

вязкое дерево смерть колуну

утром холодным повыть на луну

стук колуна по гниющему спилу

думать мешает расходует силу

сила же здесь постоянно нужна

вязкое древо какого рожна

 

смерть не приходит в нью-йоркской глуши

в хвойном лесу жизнь проходит в тиши

бледным холодным блином восковым

реет над бором луна войсковым

 

зе́лена форма сибирской сосны

но не предвидится русской весны

ржавчина трав да индиго небес

взяли в кольцо приумолкнувший лес

 

только вспотевший замах топора

время стремящееся во вчера

только холодные темные дни

и через озеро в доме огни

​

​

■ ■ ■

 

пощады просит влажная жара

во всех углах действительности кучна

початы гнезда и в глазах орла

мышь будущая затаилась скучно

а заскучать ли в лапах можно мыши

об этом ей поспрашивать бы свыше

 

но вот она под снегом холодна

а вот лиса привычно голодна

никто не станет ожидать пощады

 

темны дома в поселке и дощаты

и дотерпеть теперь бы до весны

 

и в смерти с жизнью нет ничьей вины

как нет вины ничьей в порывах ветра

 

как жизнью этой мы обделены

как смертью удостоены мы щедро

​

​

■ ■ ■

​

вот мама к подъезду подходит

она молода молода

вот время прощаться подходит

идти в никуда никуда

 

вот рабица в виде забора

береза растущая скоро

скамейка напротив окна

и дом где семейка жила

 

пока она ручку дверную

хватает и тянет к себе

тоску и тревогу бесную-

щуюся давлю я в себе

 

нам через мгновенье объятья

как прежде бывало опять я

дитя но с седой головой

банальный сюжет игровой

 

она исчезает в подъезде

а я оставляю окно

на этом обыденном месте

кончается наше кино

 

зачем величаво как в раме

далекое воспоминанье

житейского зрелища драма

ключа поворот

 

входит мама

​

​

■ ■ ■

​

ночное небо в звездной сыпи

озерным ступором отсвет

вот мгла под взглядами косыми

на все сомнения ответ

 

который раз в нее смотреться

под монотонный пульс сверчка

нет лучше от тревоги средства

и хуже не было пока

 

зачем у неба аллергия

на человеческий подтип

ведь есть же прочие другие

а мы хорошего хотим

 

хоть в нас звериная основа

главнее мысли и любви

для вероломства заказного

отворены мы за рубли

 

смотрись же в нас о твердь ночная

успокоения не зная

мы ровня звездам и воде

мы повсеместно и нигде

​

​

изгнание

​

в гостинице в далеких ебенях

в краю где богу молится бедняк

или глотает дуло пистолета

пожил я в давнее господне лето

 

по ящику то вестерн то бейсбол

то отчего вообще пошел сырбор

с о-джеем и его отмазкой шаткой

и джонни кокран с кожаной перчаткой

 

я в дайнер выходил перекусить

тогда как раз решил плодоносить

сорт диких груш на входе у отеля

сплошной кисляк и так прошла неделя

 

там тополя стремились из земли

и доставали небо как могли

и тонкий пух как снег но вот не таял

и в памяти навек don't touch this dial

 

остывшим воском замер этот час

а время отодвинуть его тщась

как холодок бежит из зимних окон

зачем я помню как смеется кокран

 

и дайнер в интерьере голубом

официантку с низким потным лбом

похлебку из моллюсков в чашке белой

и твердой груши аромат неспелый

 

когда осядет этой жизни снег

меня укроет и со мною всех

кто в памяти вовек незабываем

останется необъяснимым раем

 

плод кислый хоть под корень обруби

и тополиный пух как знак любви

и зрелость словно молодость вторая

и жизнь сама изгнание из рая

​

​

■ ■ ■

 

не посетит теперь лукойе

как хвост атавистичны сны

и бодрствование любое

теряет свойство новизны

 

зрачкам прикрыться хорошо бы

и рту захлопнуться как дверь

схвати себя в районе жопы

на глупый атавизм проверь

 

тому противиться попробуй

что поднятых не тронет век

как собственной своей утробой

ложится в землю человек

 

отменены навек закаты

восходы больше не нужны

и рубежи земли покаты

пространства тесные темны

 

удару солнечного света

не скрыть торжественности дня

прости мне бодрствованье это

спаси меня спаси меня

​

​

■ ■ ■

 

говорит яйцо пашот яичнице с жареным луком

не готово я к горю к болезням вечным разлукам

говорит я тону и днище кастрюли жжет

 

отвечает яичница горе как принцип сказка

всякий нежный здесь жалуется пашот

если жжет то вон из воды вылазь-ка

говорю поскольку с тобой друзья

если взялся вариться значит тонуть нельзя

 

я сама яйцо со сгоревшей кожей

но горда яичницей жить пока

кто-нибудь с неприятной рожей

за́  щеку не отправит мои бока

 

коли был бы большой детородный орган

показало бы всем я голодным ордам

задрожавшим от нетерпения как желе

адрес сочный с коротким названием кряду

но желток мой пучит будто он выпил яду

и вообще я умаялось на жаре

 

так живи круто́ сколько достанет века

чтобы правды чистой не отличить от фейка

на разрыв шаблона на смерть пищевой орды

и увидишь рай скорлупу с цыпленком

это ты пищишь и взываешь тонким

голосом маму и воздастся за все труды

​

​

■ ■ ■

 

есть дыра в земле

заваленная ковшом

на ней трава из-под снега видна

 

это ничья вина

сколько вокруг дичья:

 

холод сковывающий пальцы

ветра порывы

как изнурительные изматывающие вальсы

гул срывающийся в визг

лязг замка на ржавых воротах

 

это жизнь предъявившая иск

за время тревожного счастья

и говоришь ей: сейчас, сейчас я

 

но никто не ждёт

но никто не гонит

 

холод вдохнуть не даёт

солнце бледное жжет

ветер стонет

​

2022–2023 гг.

​

Если вам понравилась эта публикация, пожертвуйте на журнал