И с утра звучит, и к обеду, и к ужину она тоже всегда уместна. Это подходит и вместо приветствия, и как ответ на вопрос “Что нового?”, и как вопль, обращенный к бесчувственным небесам.

Подозреваю, что наши дети, выращенные без национальных признаков, искренне полагают себя представителями народности “малоденьгов”. А почему бы и нет? Народность приличная, хоть и нищебродская. Зато геноцидов и захватов чужой территории за нами уж точно не числится.

Так что “малоденьги” — это в целом приятный раздражительный народ, представители которого отличаются любым цветом кожи, глаз, волос и зубов.

Впрочем, внешность в “малоденьгах” вторична. Главная прелесть — в фольклоре этого народа, в корпусе уникальных легенд и преданий, объясняющих мир, природу и поведение людей. При всем однообразии этого мировоззрения, оно довольно часто оказывается близко к истине. “Малоденьги” — проницательный народ.

Если дочь спрашивает, к примеру, почему ей нельзя бить людей на улице, то я отвечаю ей в традициях “малоденьгов”:

— Потому что у нас не хватит денег, чтобы откупиться от полиции, милая!

Если ребенок плачет, что не хочет идти в школу, я рассказываю ей старинную “малоденьговскую” легенду о семье, которая не могла купить школьный аттестат сразу и вынуждена была десять лет платить понемногу за парты и шторы.

А перед сном я пою дочерям красивую “малоденьговскую” колыбельную о девушке, которая была так умна, честна и отважна, что в конце концов сказочно разбогатела.

Как только умерла, естественно. Потому что “многоденьги” — это совершенно другая история, с ними мы не в родстве, а национальность, как известно, дается от рождения и при жизни уже не меняется.

С утра до вечера я без устали отвечаю на вопросы детей, терпеливо передавая им вековую мудрость народа “малоденьгов”.

Почему люди женятся? — У них мало денег, чтобы жить и растить детей в одиночку, родная.

Почему люди разводятся? — Да оттого же, крошка моя.

Отчего бывает жарко и холодно? — Потому что на “мало денег” не купишь ни камина, ни кондиционера.

Зачем изобретают религии? — Затем, что умные люди понимают — денег у всех должно быть одинаково мало…

А зачем растут волосы в носу у людей? — Ой, да отстань! У тебя слишком мало денег, чтобы мама отвечала на все твои глупые вопросы!

Подросшие дети “малоденьгов” проходят торжественную инициацию с переходом во взрослую жизнь — в тот день, когда им впервые приходит в голову задать главный вопрос:

— А почему у нас вечно так мало денег?!

Услышав страшный священный ответ, юные “малоденьги” мгновенно мужают, суровеют лицом и навсегда покрываются ритуальными шрамами, разглядеть которые может не каждый, и не всегда, и не надо.

Счастливые родные накрывают тогда традиционно роскошный стол с тремя видами хлеба и двумя сортами бутербродного масла и празднуют минут сорок, не меньше!

Впрочем, не все проходят инициацию успешно. Иные подростки, обретя сокровенное знание, впадают в истерику и отторгаются от своего народа, уходя на самое дно жизни, а иногда и примыкая к народу “многоденьгов”.

Кто осудит их за это? Никто, кроме нас.

Тут важно отметить, что “малоденьги” — народ не только самый многочисленный из известных, но и крайне сознательный. Поэтому живут они максимально рассеянно, равномерно распределяясь по миру. Ведь мало какая страна вытянет на своих экономических хребтах всю мощь коллективного малоденежья.

Вот и эта — уже почти не выдерживает.

Микроволновка и родственники

Родственникам у нас не нравится, но мы — единственная одесская кровная линия, поэтому выбирать не приходится. В конце концов, надо же людям выбраться летом в Одессу!

Поэтому узнав, что детей мы отправили к бабушке, родственники тут же сообщают, что прибудут на днях. Ну не пропадать же двум свободным койко-местам в разгар сезона…

Вот друзья бывают веселыми людьми из мира Пратчетта. Друзья могут быть суровыми друганами из Джека Лондона. Попадаются даже фантастические друзья, будто из комиксов о супер-героях, с невероятными способностями превращаться в человека-невидимку, в человека-банкомат или хотя бы в пьяную чудо-женщину.

Родственники — они всегда из Достоевского. Это люди, которые появляются, когда ты уже более-менее приятно ответил себе на сакраментальный вопрос: “Тварь я дрожащая или право имею?..”. Тогда они входят в квартиру и как бы говорят тебе:

— Ну, здравствуй, тварь!

К приезду родственников нужно выйти из летней расслабленности и до блеска натереть все, что найдется в доме — от внутренней поверхности унитаза до ручки входной двери. Затем нужно сварить борщ, налепить пельменей, посадить сорок розовых кустов и познать самое себя — ведь все это будет усиленно обсуждаться родными в далеких краях еще не один год.

Приехав, родственники немедленно поломают удобный режим дня. Если любишь вставать рано, они непременно станут гулять до утра и спать до обеда, чтобы тебе пришлось красться по собственной квартире на цыпочках, походкой коварного маньяка. Если сам хочешь поваляться в кровати допоздна, родственники подорвутся с рассветом и захотят есть, пить кофе, умываться, переодеваться, хлопать дверьми и оглушительно перешептываться.

Наши родственники оказываются ранними пташками. В девять утра они зависают над моей постелью с лицами заговорщиков в царских покоях. Я понимаю, что до полноты образа им не хватает только кровавых кинжалов.

— Нет, — возражают родственники, — нам не хватает кофе. И мы не можем найти электрочайник.

— И не ищите, — советую я. — Чайник на днях сгорел, а так как гостей мы не ждали, то решили, что обойдемся пока и микроволновкой.

Раздумывая о том, не прозвучал ли в моих словах легкий оттенок негостеприимности, я кипячу воду в чашках. И когда я почти уже готова смягчиться и выказать немного приветливости, родственники высказывают ряд новых требований:

— Нам нужен теплый утренний душ. Нам нужно простирнуть футболку. Нам нужно погладить вещи. Нам нужно, нам нужно!..

И это в то самое время, в те священные полчаса дня, которые я трачу обычно на первые двадцать сигарет и на размышления о смерти и насилии, чтобы хоть как-то примирить себя с миром.

“На самом деле вам нужен только вертолет, чтобы успеть убраться отсюда, пока не началось…” — думаю я. Но вслух говорю довольно вежливо:

— Вода для кофе в микроволновке уже почти вскипела. Потом мы разогреем в микроволновке завтрак для вас. Потом я поставлю в микроволновку воду, чтобы подогреть ее для купания. Пока она будет греться, разложите свои вещи сверху — они великолепно разгладятся под действием пара! Что касается стирки, то…

— Это тоже вполне можно сделать в микроволновке? — озадаченно уточняют родственники.

— Конечно! Видите, вы уже ухватили принцип!

Родственники не понимают, шучу я или нет, но на всякий случай не спорят и подвязывают с требованиями. В награду за такое разумное поведение я выдаю им целый настоящий утюг для глажки, и они спасаются бегством на море.

Вечером, покормив родственников ужином, я вежливо интересуюсь, не нужно ли им чего-нибудь еще: массаж, вечерний телевизор, приятная беседа?..

Родственники опасливо косятся на микроволновку и говорят, что все и так замечательно. Чтобы снять напряжение, один из них подходит к холодильнику и в лицах рассказывает анекдот про блондинок:

— Блондинка щелкает выключателем, свет в комнате исчезает. Тогда она спрашивает у подруги-блондинки: знаешь, где он сейчас? А вот! В холодильнике!..

В концовке анекдота родственник эффектно распахивает дверцу нашего холодильника. Но ничего не происходит, потому что лампочка там сгорела еще полгода назад, а так как гостей мы не ждали…

— Света у вас в холодильнике нет, — озадаченно замечает родственник.

— На самом деле — он вот где! — успокаиваю я, открывая дверцу микроволновки.

В общем, в итоге все прошло замечательно. На прощание родственники благодарили за теплый прием, за веселое общение и вкусный борщ. Все, говорят, нам у вас понравилось: и море, и Дерибасовская, и люди, и чудо-микроволновка!

И мы в ответ говорили: вот и замечательно! Обязательно приезжайте еще!

Потому что родственники — это люди из Достоевского, и суть их в том, чтобы годами мучительно врать друг другу. И только иногда, раз в сто лет, мазнет по их измученным притворством лицам теплый свет искренности, узкий луч правды… хотя бы из микроволновки.

Завещание

— Настя, дочь моя! — протяжно стону я с дивана. — Неси-ка сюда лист бумаги и ручку срочно…

— Это зачем, мам?

— Ты неси, сейчас узнаешь!

— Вот, принесла.

— Теперь садись и пиши.

— Что писать?

— Сверху пиши: “ЗАВЕЩАНИЕ” большими буквами, а ниже…

— Завещание? — недоуменно переспрашивает Настя.

— Ага. Завещание. Сил моих больше никаких нет, так что помирать буду. Фамилию-имя-отчество мои пиши, заодно припомнишь, как мать по имени-отчеству-то… Ну, записала?

— Записала…

— А дальше список делай. Значит, пункт первый: бутылку воды минеральной газированной на два литра оставляю папе. Есть?

— Есть.

— Хорошо. Пункт второй: сок апельсиновый литровый… пусть будет тебе. Есть?

— Есть.

— Пункт третий: Спазмалгон, две упаковки — это пусть достанется Лизе на добрую память о матери. Пункт четвертый: сыр голландский триста грамм и колбасы докторской полкило — это поделите на всех членов семьи по-братски… Записала?

— Записала, — кивает Настя и озадаченно уточняет: — Мам, но у тебя же ничего из этого нет…

— Вот именно! — горячо соглашаюсь я. — Так умирать нельзя. Поэтому ты сейчас же сходишь в магазин и купишь все согласно моей последней воле! Да, и хлеб не забудь — тоже всегда найдется кому завещать…

— Ну и почему было просто не продиктовать список покупок? — мрачно интересуется Настя, уже осознавшая всю глубину подвоха.

— А потому, — коротко отвечаю я.

Потому что сначала она бы сказала, что список не нужен, потому что и так все запомнит. А потом вернулась бы из магазина и радостно сообщила, что опять половину забыла. Сходила бы еще раз — и забыла бы ровно четверть. А к тому времени и я бы уже забыла, что там изначально надо было купить. Плавали, знаем…

Нет уж, с завещанием оно как-то надежней.

Заявление

Вчера ночью мы с моей (тоже очень интеллигентной) подругой сидели в центре города на скамейке и пили водку. Все из-за того, что мы очень переживаем за страну.

Подруга периодически вскакивала и пробегала несколько кварталов, потому что ей было нехорошо. Она начала переживать за страну на несколько часов раньше меня и уже совершенно исстрадалась. И тогда я переживала за страну и пила водку в гордом одиночестве.

Но это одиночество было неполным, рядом на скамейке сидела незнакомая парочка. Это были явно люди из народа, за страну они очевидно не переживали, поэтому просто бухали водку.

Парочка состояла из немолодого крепкого мужика и довольно пышной женщины. Из тех, знаете, женщин, которые в осенней курточке вообще становятся совершенно круглыми.

Круглая женщина оказалась доброй душой. Заметив невыносимые страдания моей подруги, она тут же поделилась с ней ибупрофеном. Конечно, таблетки не помогли, потому что вообще ничто не поможет страдающему о судьбе страны интеллигенту. Разве что водка немного притупляет сердечные боли…

А женщина была не только круглой, но и очень мудрой, потому что после каждой глупой фразы мужчины говорила что-нибудь вроде:

— Ох, юморист! Я сейчас всрусь, честное слово, от смеха!

И хлопала себя по очень круглым ляжкам. И в конце концов правильно обработанный мужчина сказал:

— Допьем — махнем ко мне! Зависнем на пару дней, да?

А потом зачем-то добавил:

— Я же не всегда охранником буду. Это временное такое. Я вообще всегда хирургом быть хотел, вот это круто! И знаешь, что самое крутое? Что вот эта власть над человеком! И что ты можешь человека резать! Власть! И резать человека! И можно!..

Круглая женщина показалась мне еще более симпатичной, когда после долгой паузы похлопала мужика по колену и очень мягко сказала:

— Это ничего… Это еще не значит, что ты психопат какой-то…

Может, она и права, а все же как-то неспокойно на сердце. Поэтому если вам известно что-нибудь о судьбе круглой женщины, то успокойте меня, пожалуйста. Я волнуюсь. Мне ведь еще за страну переживать! А водки почти не осталось.

Мясистое

Что ни говорите, а настоящие, искренние эстеты встречаются не на модных выставках и не в галереях художественных, а именно в мясных магазинах.

На выставке-то обычно что? Соберутся человек пять вокруг уродства какого-нибудь странного, поглядят, почешут в затылках, и робкая женщина вполголоса спросит:

— Коля, а разве это красиво?..

— Это концептуально! — ответит Коля важно.

И все зашуршат:

— Да, это весьма и весьма! Очень глубоко!

“Красиво” на выставке никто не скажет, потому что это пошлость и потребительство. А в мясном магазине как раз самое место пошлому потребительству, никто не выделывается, зато каждый — спец, каждый разбирается в предмете, и так и несется со всех сторон: “Ох, красиво!”.

— Дайте мне вон тех ребрышек свиных! — командует дама. — Да покрасивее, пожалуйста, выберите кусочек!

— Красивый? — спрашивает продавщица, гордо демонстрируя длинную ленту ребрышек.

Мякоть свиная аж светится розовым, теплым, уютным, обволакивает тончайшие косточки, — сплошной сахарный хрящ, а не кость! — сало лежит поверх этого великолепия, будто нанесенное легчайшими мазками кисти художника… Плакать хочется от такой красоты.

— Ох, красивый! — восхищенно стонет дама.

— Очень красивый! Красота, красота! — несется из очереди. — Дайте хоть посмотреть!

Очень уж хочется людям красоты. Душа требует, сердце просит, а сердцу, как известно, не откажешь.

На выставке еще, бывает, опростоволосишься — попросишь такую же картину, как вон только что купили. И художник поведет оскорбленно бровью: деревня, мол, а еще делают вид, что искусством интересуются! Это же тем и ценно, что в единственном экземпляре!

А у продавщицы в мясном — всего много. Во-первых, она и ту великолепную ленту ребрышек пополам разделила, осчастливила сразу двух эстетов (согласитесь, с картиной какой-нибудь так не выйдет). А во-вторых, она уже перелопачивает гору мяса и — о чудо! — находит точно такой же отрез ребер, и никому не обидно, что он не в одном экземпляре, никто не кричит “фу, пошлость, это все уже было, было…”. Напротив, все дружно радуются, толпятся поближе и снова шепчут восторженно:

— Красота! Красота! Два килограмма надо брать, не меньше!

Еще бывает, что встретив на выставке какое-нибудь совсем уж не пойми что, псевдоэстет говорит сердито:

— Хм, а что-то в этом есть! Что-то живое… что-то прямо шевелится…

В мясном магазине такое услышишь разве что от инспектора санитарной службы, и магазин после этого тут же закроют, а на выставке — еще и радоваться будут не пойми чему и повторять:

— Живое, говорят! Шевелится у него даже что-то…

Хотя вон у входа на выставку уличная кошка — тоже живая, тоже шевелится, даже в шерсти у нее что-то живое бегает, да и глисты внутри кошки наверняка имеются, вполне живые, шевелящиеся, но никому это не интересно.

А в мясном магазине — красота… И общаются люди в мясном магазине по-другому. На выставке приходится проявлять всю культуру поведения, какая есть, к стенам не прислоняться, картины не щупать и не ругать, близко к другим эстетам не стоять. Холодно от такой культуры, неуютно.

А в мясном магазине вот прямо сегодня был случай: стоит девушка в очереди, привалившись бочком к мужчине, впилась восхищенным взглядом в витрину с мясом, а локтем время от времени в бок мужчине впивается и приговаривает:

— Мякоть вон красивая… И шея вон красивая… И биток свиной очень даже ничего, хороший такой…

Мужик на каждую ее фразу с пинком тихо бормочет:

— Угу… Ага… Угу-гм…

Занят мужчина, тоже мясом восхищается, делает сложный эстетический выбор.

И только когда девушка начинает ему энергично очень какую-то грязь со спины оттирать, приговаривая “да где ж ты так измазался?!”, мужик вдруг поворачивается и спрашивает удивленно:

— Девушка, а что это вы делаете?

На выставке молодой женщине в такой ситуации пришлось бы немедленно сгореть от стыда, ведь она только что грубо нарушила правила культуры, вторглась в приватное пространство постороннего ей эстета, о боже мой!

Но тут, в мясном магазине, она просто хихикает:

— Ой, вы не мой! А где же мой? Только что тут, прямо рядом стоял… А вы, мужчина, не волнуйтесь, курточку вам все равно от этого говна надо было оттереть, я уже почти все оттерла, щас, щас, вот еще возле рукава чуть-чуть… От-так… А все-таки! Все-таки где же мой? В очень похожей курточке был!

Тут появляется и муж, который ускользнул покурить на улицу, и весь магазин немедленно пытается пересказать ему эту историю, а жена только кивает, хихикая, и повторяет:

— Да, я тут без тебя приставала к мужчине. Да, я приставала к мужчине!

— Денег требовала? — смеется муж. — У меня она всегда денег требует, когда пристает.

— Нет, куртку почистила, — признается посторонний мужчина.

— Значит, теперь будет денег требовать, — заверяет муж. — Она всегда сначала почистит что-нибудь, а потом сразу денег требует…

— Надо же, мужчину перепутала! — не перестает хихикать девушка.

— Хорошо, что хоть домой не успела привести! — кричат из очереди. — А то совсем неудобно бы перед мужем получилось! Тогда бы он тебе точно денег еще долго не дал! — кричат на разные голоса.

Потому что в мясном магазине еще и можно кричать время от времени, да-да, а не то что на выставке, где все говорят строго дозированным культурным голосом.

А продавщица тем временем озвучивает одной совсем уже древней бабуле цену за кусочек мяса (красивый, ох, очень красивый!):

— Сто семь пятьдесят с вас.

И бабуля, выудив из тощего кошелька одну сотенную купюру, печально ковыряется в отделении для монет, бормоча:

— Одна, две, пять, пять пятьдесят…

— Нет, это я вам не так сказала, — вклинивается продавщица. — Сто там. Просто сто. Никаких семь с мелочью не надо…

И это тоже — красиво.

Не свиные ребра, конечно, но есть в этом своя красота.

Весна 2022-го, почти анекдоты

● ● ●

В начале недели появилась новость о том, что беженку в Одессе цинично обокрали, присвоив все ее сбережения, но злоумышленник был вовремя задержан и теперь ждет суда.

Новость, как это водится теперь, появлялась в разных СМИ, постепенно обрастая подробностями и комментариями.

Первым, что я увидела с утра в ФБ, был вариант: “Беженку с маленьким ребенком в Одессе обокрали!”.

Комментарии соответствующие: “Расстрелять тварь!”, “К стенке вора!”, “И руки повыдергать!”, “По законам военного времени!”

Ближе к обеду попался уточненный вариант: “Одесситка обокрала беженку, присвоив все ее сбережения”.

Комментарии несколько смягчились. Кое-кто и тут требовал хотя бы “придушить” или “отметелить, шоб знала”, но в целом народ соглашался и на принудительную отработку на передовой с внушительной отсидкой, если выживет.

К вечеру в заголовки вынесли самую пикантную подробность: “70-летняя одесситка обокрала беженку с ребенком”.

Комментаторы сцепили зубы и процедили: “Блин, ну так же все равно нельзя…”, “Да посадите бабку и пусть сидит!”, “Да уж… если это она с голодухи, то в тюрьме хоть покормят”.

Самое ужасное, что мне внутренне тоже померещилось, что с молодого мужика спрос за такое должен быть больше, чем с женщины. А с женщины — больше, чем со старушки.

Но ведь права у старушки точно те же. Так с чего бы при грабеже ей особые привилегии? Какой-то обидный эйджизм и сексизм получается.

Короче, уж если стрелять за такое, то всех. Или никого. Я лично за второй вариант, но меня пока никто не спрашивал.

● ● ●

Вечером пожаловалась соседке, что пятый день ломаю голову, как сейчас перевезти огромный книжный стеллаж, который отдают даром, но забрать нужно прямо завтра.

— Я бы его уже и своим ходом дотащила, пешком, на горбу. Но как-то стремно: еще подумают, что я мародерю! Такой свихнувшийся одесский мародер-идиот, который первым делом побежал в библиотеку. Или еще хуже: кто-нибудь сфоткает и выложит в сеть, вроде как Найденко бежит из Одессы, прихватив свою мебель…

— Ой, ладно! — пожала плечами соседка. — Ты разве не можешь сказать, что тащишь эту полку на баррикады?

● ● ●

Приятельница неутомимо ищет работу и делится впечатлениями. Среди прочего рассказала о том, как пыталась устроиться продавцом в одну шикарную “оптику”.

И вот вышел к ней какой-то зам. зам. директора и молвил человеческим голосом:

— Так-то все хорошо, но вы нам, уж извините, по внешним параметрам не очень подходите…

— Я себя в зеркале хорошо вижу, не переживайте! — перебила его моя веселая знакомая. — Понимаю, что в обычное время вам юные модели за прилавок требуются. Но я так прикинула, что юные модели-то уже почти все поразъехались с перепугу… Так, может быть, вы уже и таких, из моей категории брать начнете?

Пригорюнился зам. зам. директора и уточнил, что так-то оно так, но вот рыжих они до сих пор на работу не принимают, даже в мирное время даже юных моделей рыжих не брали, потому что директор считает рыжие волосы чрезмерно вызывающими и отвлекающими от успешной торговли.

— Правда, есть кое-какой вариант! — оживился вдруг зам. зам. директора. — Есть у меня другой знакомый директор по кое-чему, так вот он как раз ищет исключительно рыженьких, очень уж рыженьких любит, можете туда попробовать.

А чем бы могло кончиться это дело с поиском работы “по масти”, мы с вами уже не узнаем. Все из-за приятельницы, конечно: плюнула она на этого зам. замыча и ушла искать работу по другому объявлению.

Вспыльчивые эти рыженькие, прав директор, кто бы он ни был, этот гнусный козел.

● ● ●

Сортирный юмор остается одной из живительных отдушин, уж извините.

Вчера разговаривала с подругой по телефону. Она долго жаловалась, что происходит что-то странное с желудком: при каждой воздушной тревоге (а тем паче при звуках взрывов) кишечник пытается немедленно опорожниться.

— Еле успеваю до туалета добежать… — вздохнула подруга. — Черт знает что такое! Тут орет, там взрывается, я с ребенком бегу в безопасный угол, а сама с ужасом понимаю, что унитаз в другом конце квартиры… Вот что за нервная реакция такая?!

Я собрала в кучку (снова извините) все свои довольно жидкие (еще раз извините) знания о физиологических реакциях на опасность и авторитетно пояснила:

— Очень правильная реакция у твоего организма! Очень естественная. Это он сбрасывает лишний груз, чтобы легче бежать от опасности. Я читала, что так у многих животных бывает, и это в любом случае лучше, чем стрессовый запор, например, так что успокойся и…

Успокоить подругу до конца мне не удалось, потому что тут как раз заверещало и забабахало, так что я бросилась в комнату успокаивать дочерей. Куда бросилась подруга, точно не скажу, но вариантов всего два… (извините!)

— А с кем ты там по телефону говорила? — спросили меня дети.

— Видимо, с будущим незаменимым бойцом нашего партизанского отряда, — сообразила я. — Если пустить ее замыкающим, то нас даже с собаками не выследят никогда…

● ● ●

Всю противоречивость этого времени можно уложить в диалог, который встретился мне в сети.

— Не знаю, как вы вывозите, но я сейчас читаю Новый Завет и подчеркиваю некоторые слова карандашиком, — написала одна женщина.

— Я в той же книге некоторые слова зачеркиваю, — ответили ей.

Подозрительные лица

Стоило мне выйти из дому выгулять собаку и чуть-чуть нарушить комендантский час, как в 23:12 (в двух кварталах от дома, с псом Руди на поводке) меня тут же остановил патруль.

Самое подозрительное, что пес Руди, который обычно кидается прыгать, словно боевой кенгуру, на каждого знакомого, пытающегося меня обнять или пожать руку, вел себя предельно смирно. Сел у ног патруля навытяжку, выкатил грудь колесом, выпучил преданно глаза, будто надеялся, что они его с собой в патруль заберут — и сделает он там славную карьеру, не то что с нами…

В оправдание пса Руди можно сказать, что патрульные ни пожать мне руку, ни обнять меня не пытались.

Патрульные старательно искали меня в базе подозрительных лиц и очень огорчались, что не находят.

Один даже попросил проверить, правильно ли он ввел мои данные. А вдруг повезет — и я исправлю “Найденко Таисия” на “Билли Бонс” или “Моторолла” — и что-нибудь да найдется?

Но нет, ничего не нашлось.

Я даже пыталась указать на другие (явно подозрительные) лица, проходившие мимо в изобилии. Но патрульному, видимо, очень хотелось прижучить именно меня, раз уж он столько времени зря потратил.

Положа руку на сердце, я бы и сама признала себя подозрительной. Особенно если учесть мою привычку постоянно радостно хихикать и отпускать шуточки при таких проверках. Говорят, что именно так и выдают себя люди с нечистой совестью — юморком да хохотком.

К тому же вокруг ходили явно подвыпившие, радостные, праздничные (все-таки день влюбленных!) лица, а у меня рожа была постная, трезвая, бледная, напряженная. Явно подозрительная рожа.

Еще и пес Руди этот… Сейчас ведь если хочешь отвести от себя подозрения, то первым делом отцепи парашют и нацепи собаку. Вроде как местный ты… Любой шпион знает. Так что тоже — очень подозрительно.

А еще вспомнилось, что я с россиянами в Праге общалась. С коллегами-журналистами, правда, и с антипутинскими вроде бы, но все-таки… Одни журналисты меня еще и рулькой свиной угощали, а другие в баре за мой ром заплатили… То есть по факту — взимала поборы, находясь при исполнении. Что я там исполняла, точно не вспомню, то ли стишок, то ли анекдот, то ли сценку в лицах, но точно, что “при исполнении”!

В общем, когда патруль отъехал, я уже сама готова была за ними бежать, чтобы сдаться с повинной хоть в чем-нибудь, но пес Руди помешал — рванул в другую сторону нюхать какую-то подозрительную какашку.

Теперь думаю — ох, неспроста это он!

Смотрю подозрительно.

● ● ●

Тем временем дочь Лиза, которую мы в эти трудные времена особенно настоятельно просим снимать кожуру с картофеля потоньше, изобрела свой метод.

— Я теперь, — говорит, — когда чищу, все время повторяю себе, что из очистков потом будут варить еду для рос. армии! И так тоненько получается, почти нано-кожура…

Но на днях я пригляделась — нет, таки опять толсто чистит, чуть не половину картошки снимает. И заподозрила, естественно, в сочувствии к вражеской армии. Дочь дочерью, конечно, но и подозрения — подозрениями…

Провели серьезную проверку, обнаружили трупное обморожение картошки вглубь на пару сантиметров, все подозрения с Лизы сняли. Но осадочек остался, как говорится.

Проверили на всякий случай и осадочек в кастрюле. Выяснилось, что осадочек образовался от того, что дочь Настя недостаточно тщательно сполоснула кастрюлю после картошки.

Осадок смыли.

Подозрения почему-то остались.

● ● ●

Тем же временем дочь Настя вернулась сегодня из училища и радостно сообщила, что у них в гостях был наш мэр.

— Это Труханов который? — уточнил муж.

Он всегда это уточняет, будто не теряет надежды, что однажды ему скажут со смехом:

— Да нет, какой Труханов! У нас же новый мэр давно уже.

Но пока его еще никто так не обрадовал.

Я же обычно уточняю другое, причем без всякой надежды, но с подозрением:

— Мэр наш, значит, вас навестил… И что украл?

— Сову гипсовую украл, — радостно отозвалась Настя. — Но мы ему на всякий случай сразу эту сову подарили!

И вот сперва я посмеялась, а теперь думаю: сова еще эта… тоже подозрительная. Знаем мы этих сов! А в сове, может быть, записка… Или деньги. Или перстень с ядом. Да мало ли что можно запихнуть в гипсовую сову!

Что-то тут явно нечисто.

Сегодня же, в 23:12, надо бы встретиться с патрулем, якобы для проверки документов, и про сову эту куда надо сообщить.

Уж слишком подозрительно.

Качество жизни

Оставаясь зимовать в военной Одессе, я примерно так себе это и представляла.

Только хуже.

Например, мебель и виноградник я заранее мысленно разделила на то, что пойдет на растопку, и на то, что пойдет на растопку, когда закончится то, что пошло на растопку первым.

Этот диван в детской комнате я давно не любила…

Чего я не представляла, перечитывая книги о блокадном Ленинграде и ужасах разбомбленного Лондона, так это пару сотен “пунктов незламності” на город, пауэрбанки, крошечные лед-лампы, налобные фонарики, генераторы и газовые мини-плиты с баллончиками.

Все-таки век двадцать первый.

Жить со всем этим почти комфортно.

Но есть и неудобства, разумеется. Графики отключений составить почти невозможно, свет появляется в разное время, то на час, то на два, то на благословенные семь-восемь.

В таких условиях сложно готовить любимые блюда: плов со свининой, борщ на говяжьей кости, налистники с творогом, тефтели… Эхх…

Всегда думала, что я люблю Мандельштама. Оказалось, что вкусно пожрать я люблю не меньше.

Мясо хранить негде, разве что на улице, под дождем и коварным присмотром котов. А успеть, при внезапном появлении света, за несколько часов и купить все для готовки, и приготовить проблематично.

Газовая плитка с баллоном, которую заботливо подогнала мне подруга (а я еще думала, что это я тут о ком-то позабочусь, ага…), ужасно пугает с непривычки.

Точно так же, переходя в юности с газовой плиты на электрическую, я несколько месяцев жила с мыслью, что подлый компот или яичница непременно убьют меня током.

Теперь вот, кипятя воду на газу, подозреваю баллон во взрывчато-коварных намерениях.

Увидев в новостях очередную историю о взрыве такого баллона в одесской квартире, торжествующе сунула под нос мужу: я же говорила, что эти твари опасны!

Муж почесал в затылке, еще раз изучил конструкцию зловещего прибора — и полез копаться в новостях сам.

Через пару минут нашел детали той истории: одесситка оставила газовый баллон на электроплите, на включенной электроплите, временно отлючившейся вместе со светом; а затем плита заработала снова — и баллон с газом отреагировал на это нагревание соответственно.

— И вот если только ты не планируешь провести подобный эксперимент… — начал муж.

Но нет, такого я не планирую. У меня эти две плиты на всякий случай даже в разных помещениях находятся — чтобы не сговорились!

До появления газовой плитки (которую я и теперь стараюсь больше, чем на десять минут, не включать) было грустнее.

Конечно, бутылка кефира и полбатона — отличный завтрак, но это если на ужин предусмотрено жаркое или хотя бы макароны с сыром. А когда на обед — яблоки, а на ужин — тот же кефир с хлебом, это грустно.

Люди мы тощие, на диетах никогда не сидели, к ограничениям не привыкли.

Диета в еде тут же сказывается на предпочтениях в чтении, кстати.

В один из таких дней взялась перед сном за женский роман, где средневековый граф с любовницей решил отобедать, и им подали — что бы вы думали?! — яблоки, хлеб и кислый эль (то есть почти тот же кефир по-средневековому).

С криком отвращения отшвырнула я дешевую бульварную книжонку — и взялась за другую, гораздо более лучшую, где графу подали отварную говядину с тушеными овощами, цыпленка под соусом, запеченную на углях рыбу с травами и всяческие восхитительные десерты.

Вот это — литература!

Зеля

Душераздирающая история едва не случилась, когда я проезжала транзитом Болгарию.

На одной из остановок на борт автобуса попыталась проникнуть семья — бабушка, мама и дочь лет пяти — с собакой.

То есть как проникнуть…

Билеты у них были, и с билетами все было в порядке, но собака водителю не понравилась.

Годовалый примерно пес — рыжее, очаровательное и малопослушное чудище с приметами лабрадора среди предков — почему-то привел водителя автобуса в ужас.

Отказав этим пассажирам, водитель принялся звонить куда-то и жаловаться.

— Это нихуа не чихуа-хуа, ты понял?! — кричал водитель в трубку кому-то из главной конторы. — Это медведь, крокодил! У меня полный автобус пассажиров, он всех перепугает!

Пассажиры, вышедшие размять ноги, тем временем сюсюкали на “медведя”, приговаривая “кто тут у нас такой сладенький?..”.

— Ну и что, что в наморднике?! В переноске, он должен быть в переноске! — продолжал яриться водитель.

— Так и был в переноске, когда выезжали из Украины в апреле, но успел вот подрасти и не влазит… — зачем-то объясняла бабушка, подтаскивая “крокодила” поближе к автобусу на поводке.

— Мы же его не оставим, мам?.. — нудила девочка. — Мы же его не оставим? Не оставим? Не оставим?..

Мать нервно шипела на девочку, — “да хоть ты не нуди!” — но тут же спохватывалась и заверяла:

— Не оставим! Это же твой друг, дружочек! Мы друзей не бросаем!

Тем временем голос водителя все возвышался:

— Это огромная зверюга! Он мне всех пассажиров перекусает, автобус сожрет!

“Зверюга” безуспешно пыталась сожрать оброненную кем-то половинку печенья. Пассажиры приветливо поглядывали на “зверюгу” и спрашивали, можно ли угостить его чем-нибудь.

— Нет, нет и нет! Я понятия не имею, кто им там продал билеты и наобещал, что можно ехать с этой псиной! А им там наобещали! Прямо за рулем ваш песик поедет, прямо рядом с водителем… Да прям, блин, поведет автобус ваша псина! Да?! Так им, видимо, и сказали?! — завывал водитель, явно любящий смелые художественные преувеличения.

Пассажиры хихикали, прислушиваясь, и пытались погладить пса.

— Я говорю — нет! Через мой труп! Он все обосрет! — пустил водитель в ход последний (и наиболее близкий к правде) аргумент.

Тут пес действительно принялся гадить, как бы подтверждая эту свою нехорошую способность, но мать и бабушка с торжествующими воплями предъявили водителю какие-то памперсы и кучу непромокаемых пеленок.

— Нет, нет и нет! — тем не менее твердил водитель.

Получасовая стоянка подходила к концу. Пассажиры начали понемногу загружаться в автобус. Споры продолжались.

Ясно было, что обернуться и увидеть из отъезжающего автобуса печальную семью на остановке или (даже представить страшно!) одинокого рыжего пса просто физически невозможно.

Пора было ехать. Уже почти все были в автобусе. Девочка перестала нудить и ужасно трогательно, будто на камеру, играла с собакой. Напряжение все нарастало.

— Сами будете отмывать автобус после всего! — гаркнул водитель в трубку. — Сами будете все отмывать, да? Да?! Ну и хорошо! Хорошо, блин!

Семейство выдохнуло и принялось несмело улыбаться, постепенно осознавая…

— Тащите пса в автобус! — мрачно смирился водитель. — Тащите уже! Отъезжаем…

Ведя весело припрыгивающую собаку по проходу между креслами, мать семейства сердито шикала:

— Да тихо ты! Ну куда… Спокойно! Нас и так еле пустили, Зеля! Веди себя хорошо, Зеля, ты понял? Зеля, сиди! Зеля!

Тут я, если честно, довольно нервно и немелодично захрюкала от смеха.

Ну а кто бы не?..

2020–2022 гг.

Если вам понравилась эта публикация, пожертвуйте на журнал